Анна Потерпеева - На войне и в тылу — по-фронтовому
— Но…
— Никаких «но»! И, пожалуйста, лишний раз не напоминайте мне, что посылаю людей на опасное задание. Иначе начну думать не о выполнении боевого приказа, а о том, что у добровольцев есть отцы и матери, что их ждут. Что сами солдаты — это юноши, только начинающие жизнь…
Добровольцы нашлись. Ночью ползком добрались до места. Кирками очистили скаты, руками убрали землю с пути. Потом с помощью домкратов поставили на рельсы вагоны.
Вагоны надо было убрать с путей: очистить дорогу к станции. И ведь не простое это дело подобраться к ним бронепоезду в пятидесяти метрах от немецкой артиллерии. Обнаружат — расстреляют в упор, прямой наводкой.
В этой операции многое, очень многое зависело от находчивости, смелости бригады бронепаровоза — старшего машиниста Василия Калина, помощников машиниста Михаила Савоськина и Павла Сафонова. Все они — коммунисты, испытанные в боях, большие мастера своего дела.
Вместе с нами поехал и Текучев. Помощник машиниста освободил с левой стороны паровоза сидение для командира дивизиона. Я — в первой площадке.
С большой осторожностью пробирался бронепоезд. Снег замел пути, на каждом метре могла взорваться мина. Зенитчики на открытых площадках притаились с гранатами и автоматами в руках, готовые отразить неожиданное нападение. Но вот уже в темноте можно различить силуэты вагонов. Помощник командира железнодорожно-восстановительной команды младший сержант А. Думенко ползком пробрался к составу. Вернувшись через несколько минут, доложил:
— Вагоны порожние и на ходу. Попробуем взять все.
Осторожно сцепили бронепоезд с составом и потянули. Раздался скрип и лязг, бронепоезд задрожал, но потом тихо пошел вперед. Какова же была наша досада, когда на разъезде обнаружилось, что вывели всего десять вагонов, шесть остались на путях. Пришлось все начинать сначала.
Бронепоезд идет вперед. Неожиданно взрыв — мина! Меня сильно тряхнуло, ударился затылком о броню. Несколько минут ничего не видел. А когда пришел в себя, бросился к телефону.
— Что? — спросил я, услышав голос Калина.
— Командир дивизиона контужен. Старший лейтенант Евликов ранен.
— Что с паровозом?
— Ставить надо на рельсы. Есть повреждения: оборвало водоприемную трубу. Закрыл тендерный запорный клапан. Надо спешить. Вызвал по рации черный паровоз и восстановительную команду.
Поздно было размышлять, почему прошли вагоны и мина не взорвалась, а сейчас вот сбросила с пути скаты бронепаровоза. Надо срочно принимать меры, чтобы выйти из опасного места. Немцы уже всполошились, в небе одна за другой взлетали ракеты, затрещали пулеметы, осыпая нас градом пуль. Обнаружив бронепоезд, по-видимому, решили, что это — десант.
Капитан Текучев сидел на снегу — его защищала от вражеских пуль куча угля. Около него хлопотала фельдшер Александра Струк. «Небольшенькая» девушка, она удивительно соответствовала моим представлениям о «сестре милосердия»: добрые глаза, мягкий украинский говор.
— Как капитан? — обращаюсь к ней. На мой вопрос тихо, но внятно ответил сам Текучев:
— Капитан жив. Надо вот что…
И он приказал артиллерийский огонь пока не открывать. Вспышки пламени могут демаскировать нас и служить хорошей целью для противника. Экипажу вооружиться гранатами, автоматами и окапываться по всем правилам обороны.
Все попытки немцев атаковать бронепоезд отбивались шквальным огнем.
Подошел черный паровоз. На руках унесли Евликова. Текучев, контуженный, лежа на плащ-палатке, спокойно руководил боем. Тяжело доставалось восстановительной команде, которую возглавили Думенко и Савоськин. Пришлось лежа вести работы под непрерывным огнем. К счастью, все обошлось, и оставшиеся шесть вагонов вывезены. Путь к железнодорожному узлу свободен.
И снова атака
И кто в каком ни возмужал году,
А получая партбилеты, знали,
Что нам покой не писан на роду, —
Ни льгот, ни выгод никаких не ждали…
Для коммуниста легкой жизни нет.
Готовься не к парадам, а к походам
И помни: ты от самого народа
Сегодня получаешь партбилет.
Александр ЯшинВ одной из землянок собралось партийное бюро дивизиона. На повестке дня вопрос: прием в партию командира дивизиона капитана Б. А. Текучева.
На коленях у всех автоматы. Только секретарь партбюро — пожилой, усталый капитан свой автомат прислонил к стенке. Он зачитывает заявление Текучева и рекомендации коммунистов. Почти каждая начинается словами: «Знаю товарища Б. А. Текучева по его участию в боевых действиях…» Коммунисты говорят о героизме и бесстрашии Текучева, о его преданности товарищам.
Текучев, еле-еле оправившийся после контузии, сидел на опрокинутой табуретке у камелька и подбрасывал щепки в огонь. Он открывал дверку, и огонь озарял его суровое, усталое лицо. Говорил спокойным, ровным голосом и только, когда крепкие руки с треском разламывали щепку, чувствовалось его внутреннее волнение.
— Всей душой я с партией. И думал: это безразлично, нахожусь ли формально в ее рядах или нет. Но я ошибался. Понимаю, сейчас в обстановке жестокой борьбы, во время войны, я должен быть в рядах партии. Именно здесь человек будет черпать силу, знания, умение, здесь он закалит свою волю, свой характер. Мне довелось воевать, и я хорошо знаю вдохновляющую силу призыва: «Коммунисты, вперед!»
Текучев был единодушно принят в партию.
…Близился 1943 год. Мы готовились к Новому году. Запаслись даже кое-чем трофейным. Нередко по вечерам, когда уже темнело, немецкие самолеты на бреющем полете сбрасывали окруженному гарнизону на парашютах боеприпасы и всяческую снедь — тут и датская ветчина, и норвежские консервы, и бельгийский шоколад… Некоторые из этих посылок попадали в наши руки. Было и вино, название которого так и не могли понять. Само собой, постарались наши кулинары — приготовили жареную печенку с картошкой. Бойцам и командирам раздали посылки из тыла.
С радостью необыкновенной и тихой читали письма из дома. Старались читать их в сторонке, не на виду, чтобы болью не задеть сердца тех, кто писем не получил.
Из политотдела прислали листовку, в которой были такие слова:
Не в залах дворцов возле
елок зажженных,
Не в пляске веселой
кружась, —
В морозных окопах, в полях
заснеженных
Мы встретим 12-й час!
И вдруг приказ: бронепоездам выйти в огневой налет, отразить контратаку врага в районе узла. Атаку отбили. Потом начали штурм опорных пунктов вокруг депо. Пехота овладела водонапорной башней, несколькими кирпичными зданиями. Из землянок, блиндажей, дзотов потянулись пленные. Горело депо, какие-то станционные здания. Приступили к делу саперы — началась опасная работа по разминированию.
Бой за железнодорожный узел продолжался еще два дня. И, наконец, узел взят. В плен захвачен начальник гарнизона Засс с 57 офицерами. Только из центра города доносится гул боя: это горстка фашистов, засевших в старинной крепости, продолжала сражаться.
Буквально ворвался к нам в землянку корреспондент «Известий» капитан А. Кузнецов.
— Ну, старший лейтенант, здорово сработано. Мы же все видели. Понимаешь, видели! — быстро говорил он. И вдруг крепко обнял меня, затормошил: — Послушай, обещал детали, подробности — рассказывай… Только не мне одному. На вокзале Александр Фадеев, Борис Полевой, еще кое-кто из наших. Пошли.
Как идти, когда ноги не держат. Да и хлопот немало по бронепоезду. Текучев говорит:
— Сходи на часок.
На вокзале стоял бригадный комиссар Александр Фадеев, высокий, худой, обросший щетиной, в видавшей виды шинели. Борис Полевой, как мне сказали, пошел туда, откуда доносился гул боя, слышна была автоматная трескотня.
Фадеев обращается ко мне:
— Хочется попасть на допрос фон Засса. Поэтому спешу. Прошу, старший лейтенант, расскажите, понимаете, самое существенное. Не о боевых действиях, понимаете, бронепоездников — это в общих чертах нам известно, а о поведении, героизме экипажа… Люди, люди, понимаете. Самое-самое…
Я начал рассказывать. Фадеев слушал, а Кузнецов и корреспондент «Гудка» Марфин быстро записывали, примостившись на каких-то ящиках.
Когда я кончил рассказ, Фадеев задал еще несколько вопросов, уточняя фамилии отличившихся бойцов. А потом неожиданно:
— Вы, старший лейтенант, из каких мест?
— С начала тридцатых годов жил, работал, учился в Магнитке…
— Урал, стало быть. У меня, понимаете, такой к вам вопрос: что в вашем бронепоезде уральское, то есть сделано на Урале?
